Оставшуюся часть лета красные корабли избегали «Руриска». Мы замечали их и пытались преследовать, но нам никогда не удавалось их настичь. Однажды мы гнались за кораблем, только что совершившим набег. Пираты выбросили своих пленников за борт и бежали от нас. Из двенадцати человек, которых они выбросили, девятерых мы спасли и вернули в поселок не «перекованными». Троих, утонувших прежде, чем нам удалось вытащить их из воды, оплакивали родные, соглашаясь при этом, что такая смерть лучше «перековки».
С другими кораблями было то же самое. «Констанция» застигла пиратов, когда они напали на поселок. Наши воины не смогли одержать быструю победу, но предусмотрительно повредили вытащенный на берег красный корабль, так что пираты не смогли уйти в море. Потребовалось несколько дней, чтобы переловить их всех, потому что они убежали в лес, когда увидели, что случилось с их кораблем. И мы гонялись за красными кораблями, теснили пиратов, несколько раз удалось потопить пиратские суда, но в то лето мы больше не захватили ни одного корабля.
Так что «перековки» случались реже, и каждый раз, когда мы топили корабль, мы говорили себе, что стало одним отрядом врагов меньше. Но казалось, что на самом деле меньше их не становится. В некотором смысле мы дали надежду народу Шести Герцогств. С другой стороны, мы повергли людей в отчаяние, поскольку, несмотря на все усилия, мы не смогли полностью отогнать пиратов от нашего побережья.
Для меня это долгое лето было временем ужасного одиночества и невероятной замкнутости. Верити часто бывал со мной, однако я обнаружил, что не могу поддерживать контакт с ним во время боя. Принц сам знал о водовороте страстей, которые грозили захлестнуть меня каждый раз, когда команда вступала в битву. Он выдвинул теорию, согласно которой я, пытаясь защититься от мыслей и чувств других, так укреплял свою защиту, что даже он не мог пробить ее. Он также предположил, что я, возможно, наделен весьма немалой Силой, даже большей, чем он, но настолько чувствителен, что если бы я снял свои барьеры во время битвы, то мог бы утонуть в сознаниях людей, находящихся вокруг меня. Это была интересная теория, но на деле от нее не было никакого проку. И все же в те дни, когда Верити был со мной, я испытывал к нему чувство, которое не испытывал больше ни к одному человеку, за исключением, может быть. Баррича. В леденящей близости к нему я знал, как гложет его голод Силы.
В детстве мы с Керри однажды забрались на высокую скалу над океаном. Когда мы добрались до вершины и посмотрели вниз, он признался мне в почти непреодолимом желании броситься со скалы. Мне кажется, это было похоже на то, что чувствовал Верити. Сила влекла его, и Верити мечтал всем существом броситься в омут наслаждения. Его тесный контакт со мной только укреплял это чувство. И тем не менее мы слишком много хорошего делали для Шести Герцогств, чтобы он мог отказаться от контакта, хотя Сила и сжигала его. По необходимости я разделял с ним многие часы в его башне, твердое кресло, на котором он сидел, усталость, уничтожавшую аппетит, и даже сильные боли в костях, рожденные долгой неподвижностью. Я был свидетелем того, как он истощал себя.
Не знаю, есть ли в такой близости что-то хорошее. Ночной Волк ревновал и прямо сообщил мне об этом. По крайней мере, он открыто злился, потому что им пренебрегали и он это чувствовал. Гораздо сложнее было с Молли.
Она не видела никакой убедительной причины, по которой я должен так подолгу отсутствовать. Почему именно я должен ходить в море на одном из кораблей? Причина, которую я мог ей назвать — простое желание Верити, — совершенно не устраивала ее. Недолгие мгновения, которые мы проводили вместе, стали строиться по вполне предсказуемой схеме. Мы сходились в буре страсти, быстро находили друг в друге успокоение, а потом начинали пререкаться по разным поводам. Молли было одиноко, противно быть горничной, те крохи, которые она могла откладывать, были ничтожно малы, она скучала без меня и не понимала, почему я столько времени должен проводить в море, когда только я могу хоть немного скрасить ее жизнь. Как-то я предложил ей деньги, которые заработал на корабле, но она окаменела, как будто я назвал ее шлюхой. Она не возьмет у меня ничего до тех пор, пока мы официально не станем мужем и женой. И я не мог сказать ей ничего определенного по поводу того, когда это может случиться. Я до сих пор не нашел подходящего момента, чтобы сообщить ей о планах Шрюда относительно меня и Целерити. Мы так много времени проводили порознь, что теряли нить понимания жизни друг друга и, бывая вместе, снова и снова пережевывали горькую кожуру одних и тех же споров.
Как-то ночью, когда я пришел к Молли, я увидел, что в ее уложенных волосах заплетены красные ленты, а в ушах висят изящные серебряные серьги в форме ивовых листьев. Когда я взглянул на нее, одетую в простую белую ночную рубашку, у меня перехватило дыхание. Позже, в какое-то тихое мгновение, когда мы смогли разговаривать, я похвалил эти серьги. Она просто сказала мне, что, когда в последний раз принц Регал приходил покупать у нее свечи, он подарил ей их, сказав, что очень доволен ее работой и чувствует, что платит ей меньше, чем стоят такие прекрасные ароматизированные свечи. Она гордо улыбалась, рассказывая мне это, а ее пальцы играли моими волосами, в то время как ее собственные спутанные волосы в беспорядке лежали на подушке. Я не знаю, что она увидела в моем лице, но глаза ее расширились, и она отодвинулась.
— Ты принимаешь подарки от Регала? — холодно спросил я. — Ты не желаешь взять у меня ни одного честно заработанного коина, но берешь драгоценности у этого… — Я был близок к измене, не в силах найти слова, подходящие для этого человека.
Глаза Молли сузились, и наступил мой черед отшатнуться.
— Что я должна была сказать ему? «Нет, сир, я не могу принять ваш щедрый подарок, пока вы не женитесь на мне?» У меня с Регалом не такие отношения, как с тобой. Это был приработок, подарок от покупателя, какие часто дарят искусным ремесленникам. Ты думаешь, почему он подарил это мне? В обмен на мою благосклонность?
Мы долго смотрели друг на друга, а потом я проговорил то, что она приняла за извинение. Но тут я допустил ошибку, сказав, что, возможно, Регал подарил ей серьги только потому, что предполагал, как это разозлит меня. Тогда Молли поинтересовалась, откуда принц может знать, что происходит между нами, и не думаю ли я, что она работает так плохо, что не заслуживает такого подарка, как эти серьги.
Достаточно сказать, что мы, как могли, латали наши отношения в те короткие часы, когда бывали вместе. Но склеенный горшок никогда не будет таким же хорошим, каким может быть целый, и я возвращался на корабль столь одиноким, как будто и вовсе не был с ней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});